Аня в стране чудес. Глава 2
.jpg)
Глава 2. ПРОДОЛЖЕНИЕ
edit— Чем дальнее, тем странше! — воскликнула Аня (она так оторопела, что на какое-то мгновенье разучилась говорить правильно). — Теперь я растягиваюсь, как длиннейшая подзорная труба, которая когда-либо существовала. Прощайте, ноги! (Дело в том, что, поглядев вниз, на свои ноги, она увидела, что они все удаляются и удаляются — вот-вот исчезнут.) Бедные мои ножки, кто же теперь на вас будет натягивать чулки, родные? Уж, конечно, не я! Слишком велико расстояние между нами, чтобы я могла о вас заботиться; вы уж сами как-нибудь устройтесь. Всё же я должна быть с ними ласкова, — добавила про себя Аня, — а то они, может быть, не станут ходить в ту сторону, в какую я хочу! Что бы такое придумать! Ах, вот что: я буду дарить им по паре сапог на Рождество.
И стала она мысленно рассуждать о том, как лучше осуществить этот замысел. «Сапоги придется отправить с курьером», — думала она. — Вот смешно-то! посылать подарки своим же ногам! И как дико будет выглядеть адрес:
- ГОСПОЖЕ ПРАВОЙ НОГЕ АНИНОЙ
- Город Коврик
- Паркетная губерния.
— Однако какую я чушь говорю!
Тут голова её стукнулась о потолок; тогда она схватила золотой ключик и побежала к двери, ведущей в сад.
Бедная Аня! Всего только и могла она, что, лежа на боку, глядеть одним глазом в сад; пройти же было еще труднее, чем раньше. И, опустившись на поле, она снова заплакала.
— Стыдно, стыдно! — вдруг воскликнула Аня. — Такая большая девочка (увы, это было слишком верно) — и плачет! Сейчас же перестань! Слышишь? — Но она все равно продолжала лить потоки слёз, так что вскоре на полу посредине залы образовалось глубокое озеро.
Вдруг она услыхала мягкий стук мелких шажков. И она поскорее вытерла глаза, чтобы разглядеть, кто идет. Это был Белый Кролик, очень нарядно одетый, с парой белых перчаток в одной руке и с большим веером в другой. Он семенил крайне торопливо и бормотал на ходу: «Ах, Герцогиня, Герцогиня! Как она будет зла, если я заставлю её ждать!»
Аня находилась в таком отчаянии, что готова была просить помощи у всякого: так что, когда Кролик приблизился, она тихо и робко обратилась к нему: «Будьте добры»... Кролик сильно вздрогнул, выронил перчатки и веер и улепетнул в темноту с величайшей поспешностью.
Аня подняла и перчатки и веер и, так как в зале было очень жарко, стала обмахиваться все время, пока говорила.
— Ах, ты, Боже мой! Как сегодня все несуразно! Вчера все шло по обыкновению. Неужели же за ночь меня подменили? Позвольте: была ли я сама собой, когда утром встала? Мне как будто помнится, что я чувствовала себя чуть-чуть другой. Но если я не та же, тогда... тогда... кто же я наконец? Это просто головоломка какая-то! — И Аня стала мысленно перебирать всех сверстниц своих, проверяя, не превратилась ли она в одну из них.
— Я наверно знаю, что я не Ада, — рассуждала она. — У Ады волосы кончаются длинными кольчиками, а у меня кольчиков вовсе нет; я убеждена также, что я и не Ася, потому что я знаю всякую всячину, она же — ах, она так мало знает! Кроме того, она — она, а я — я. Боже мой, как это все сложно! Попробую-ка, знаю ли я все те вещи, которые я знала раньше. Ну так вот: четырежды пять — двенадцать, а четырежды шесть — тринадцать, а четырежды семь — ах, я никогда не доберусь до двадцати! Впрочем, таблица умножения никакого значения не имеет. Попробую-ка географию. Лондон — столица Парижа, а Париж — столица Рима, а Рим... Нет, это все неверно, я чувствую. Пожалуй, я действительно превратилась в Асю! Попробую еще сказать стихотворение какое-нибудь. Как это было? «Не знает ни заботы, ни труда...» «Кто не знает?» — Аня подумала, сложила руки на коленях, словно урок отвечала, и стала читать наизусть, но голос её звучал хрипло и странно, и слова были совсем не те.
Крокодилушка не знает
Ни заботы, ни труда.
Золотит его чешуйки
Быстротечная вода.
Милых рыбок ждет он в гости,
На брюшке средь камышей:
Лапки врозь, дугою хвостик,
И улыбка до ушей...
— Я убеждена, что это не те слова, — сказала бедная Аня, и при этом глаза у неё снова наполнились слезами. — По-видимому, я правда превратилась в Асю, и мне придется жить с её родителями в их душном домике, почти не иметь игрушек и столько, столько учиться! Нет уж, решено: если я — Ася, то останусь здесь, внизу! Пускай они тогда глядят сверху и говорят: "Вернись к нам, деточка!" Я только подниму голову и спрошу: «А кто я? Сперва скажите мне, кто я. И если мне понравится моя новая особа, я поднимусь к вам. А если не понравится, то буду оставаться здесь, внизу, пока не стану кем-нибудь другим». — Ах. Господи, — воскликнула Аня, разрыдавшись. — Как я все-таки хотела бы, чтобы они меня позвали! Я так устала быть одной!
Тут она посмотрела на свои руки и с удивлением заметила, что, разговаривая, надела одну из крошечных белых перчаток, оброненных Кроликом.
«Как же мне удалось это сделать? — подумала она. — Вероятно, я опять стала уменьшаться». Она подошла к столу, чтобы проверить рост свой по нему. Оказалось, что она уже ниже его и быстро продолжает таять. Тогда ей стало ясно, что причиной этому является веер в её руке. Она поспешно бросила его. Еще мгновенье — и она бы исчезла совершенно!
— Однако едва-едва спаслась! — воскликнула Аня, очень испуганная внезапной переменой и вместе с тем довольная, что еще существует. — А теперь — в сад! — И она со всех ног бросилась к двери, но, увы! дверца опять оказалась закрытой, а золотой ключик лежал на стеклянном столике, как раньше. «Всё хуже и хуже! — подумало бедное дитя. — Я никогда еще не была такой маленькой, никогда! Как мне не везет!»
При этих словах она поскользнулась, и в следующее мгновенье — бух! — Аня оказалась по горло в соленой воде. Её первой мыслью было, что она каким-то образом попала в море. "В таком случае, — сказала она про себя, — я просто могу вернуться домой поездом. (Аня только раз в жизни побывала на берегу моря и пришла к общему выводу, что какое бы приморское место ни посетить, все будет то же: вереница купальных будок, несколько детей с деревянными лопатами, строющих крепость из песка, дальше ряд одинаковых домов, где сдаются комнаты приезжающим, а за домами железнодорожная станция.) Впрочем, она скоро догадалась, что находится в луже тех обильных слез, которые она пролила, будучи великаншей.
— Ах, если бы я не так много плакала! — сказала Аня, плавая туда и сюда в надежде найти сушу. — Я теперь буду за это наказана тем, вероятно, что утону в своих же слезах. Вот будет странно! Впрочем, все странно сегодня.
Тут она услыхала где-то вблизи барахтанье и поплыла по направлению плеска, чтобы узнать, в чем дело. Сперва показалось ей, что это тюлень или гиппопотам, но, вспомнив свой маленький рост, она поняла, что это просто мышь, угодившая в ту же лужу, как и она.
— Стоит ли заговорить с мышью? — спросила себя Аня. — Судя по тому, что сегодня случается столько необычайного, я думаю, что, пожалуй, эта мышь говорить умеет. Во всяком случае, можно попробовать. И она обратилась к ней: «О, Мышь, знаете ли вы, как можно выбраться отсюда? Я очень устала плавать взад и вперед, о Мышь!» (Ане казалось, что это верный способ обращения, когда говоришь с мышью; никогда не случалось ей делать это прежде, но она вспомнила, что видела в братниной латинской грамматике столбик слов: мышь, мыши, мыши, мышь, о мыши, о, мышь!)
Мышь посмотрела на неё с некоторым любопытством и как будто моргнула одним глазком, но ничего не сказала.
Может быть, она не понимает по-русски, — подумала Аня. — Вероятно, это французская мышь, оставшаяся при отступлении Наполеона. (Аня хоть знала историю хорошо, но не совсем была тверда насчет давности разных происшествий.) „Ou est ma chatte“, — заговорила она опять, вспомнив предложенье, которым начинался её учебник французского языка. Мышь так и выпрыгнула из воды и, казалось, вся задрожала от страха.
— Ах, простите меня, — залепетала Аня, боясь, что обидела бедного зверька. — Я совсем забыла, что вы не любите кошек.
— Не люблю кошек! — завизжала Мышь надрывающимся голосом. — Хотела бы я знать, любили ли вы кошек, если б были на моем месте!
— Как вам сказать? Пожалуй, — нет, — успокоительным тоном ответила Аня. — Не сердитесь же, о Мышь! А все-таки я желала бы, — продолжала она как бы про себя, лениво плавая по луже, — ах, как я желала бы вас познакомить с нашей Диной: вы научились бы ценить кошек, увидя её. Она такое милое, спокойное существо. Сидит она, бывало, у меня, мурлыкает, лапки облизывает, умывается... И вся она такая мягкая, так приятно нянчить её. И она так превосходно ловит мышей... Ах, простите меня! — опять воскликнула Аня, ибо на этот раз Мышь вся ощетинилась, выражая несомненную обиду. — Мы не будем говорить о ней, если вам это неприятно.
— Вот так так — мы не будем!.. — воскликнула Мышь, и дрожь пробежала по её телу с кончиков усиков до кончика хвоста. — Как будто я первая заговорила об этом! Наша семья всегда ненавидела кошек. Гадкие, подлые, низкие существа! Не упоминайте о них больше!
— Разумеется, не буду, — сказала Аня и поспешила переменить разговор. — А вы любите, ну, например, собак? — Мышь не ответила, и Аня бойко продолжала: — В соседнем домике такой есть очаровательный песик, так мне хотелось бы вам показать его! Представьте себе: маленький яркоглазый фоксик, в шоколадных крапинках, с розовым брюшком, с острыми ушами! И если кинешь что-нибудь, он непременно принесет. Он служит и лапку подает и много всяких других штук знает — всего не вспомнишь. И принадлежит он, знаете, мельнику, и мельник говорит, что он его за тысячу рублей не отдаст, потому что он так ловко крыс убивает и... ах, Господи! я, кажется, опять вас обидела!
Действительно, Мышь уплывала прочь так порывисто, что от неё во все стороны шла рябь по воде.
Аня ласково принялась её звать: „Мышь, милая! Вернитесь же, и мы не будем больше говорить ни о кошках, ни о собаках, раз вы не любите их“.
Услыхав это, Мышь повернулась и медленно поплыла назад; лицо у неё было бледно (от негодования, — подумала Аня), а голос тих и трепетен. „Выйдем на берег“, — сказала Мышь, — «и тогда я вам расскажу мою повесть. И вы поймете, отчего я так ненавижу кошек и собак».
А выбраться было пора; в луже становилось уже тесно от всяких птиц и зверей, которые в неё попали: тут были и Утка, и Дронт, и Лори, и Орленок, и несколько других диковинных существ. Все они вереницей поплыли за Аней к суше.